На краю сознания - Владимир Охременко

– Энн, напомни, что там сказал местный король?

Энн включила запись:

– «Его Величество Джонатан Справедливый, Властитель Южного Берега, Говорящий с Драконами, Знающий Тайны, Созидающий Леса и Горы, готов простить и помиловать того из вас, кто первым доберется до его величественного замка в Лесу Тайн, преодолев все испытания и опередив всех своих соперников! Но торопитесь – помилован будет только один из вас! Все остальные по приказу Его Величества будут казнены на рассвете, если всё еще будут живы!»

– Выходит, нам надо добраться до этого Величества раньше всех этих пиратов, которые дерутся на берегу?

– Некоторые из них не участвовали в драке, а сразу отправились в лес, господин Ник. Мне кажется, если наша цель – обогнать их, то отклоняться от курса неразумно.

Энн была права. За исключением того, что эта игра в догонялки по лесам явно задумана королем Джонатаном, как соревнование придумков. Нас ждет встреча с очередным любителем странных развлечений.

– Думаю, мы можем позволить себе не играть по этим правилам, Энн, – сказал я.

– Так вы поможете мне? Спасете мою сестру? – в голосе ребенка появилась надежда.

– Поможем, поможем! – ответил я. – Показывай, где тут этот людоед живет!

Мальчик показал пальцем одну из двух тропинок. Значит, нам направо. Ну что же, пусть будет так.

– Я останусь здесь, мне страшно идти туда! – прошептал мальчик. – Спасите мою сестру, пожалуйста!

Кивнув ему, я отправился направо. Дом людоеда я увидел минут через пять. Все как в страшной детской сказке – покосившаяся крыша, стены из необработанного камня, огромная железная дверь, решетки на окнах. Из трубы на крыше шел густой черный дым. Надеюсь, он не успел съесть девочку, которую я иду спасать? Хотя, по законам жанра он должен сначала печь растопить, воды вскипятить да нож наточить. Думаю, успеем!

– Ну что, Энн, убьем людоеда? – я подмигнул роботу и толкнул дверь. Несмотря на то, что она была метра три высотой, она открылась легко. Я вошел внутрь, сжимая ятаган двумя руками. Я не чувствовал никакого страха, зная, что субреальность не может меня убить. И само собой, людоед-придумок будет только выглядеть грозно и страшно, но навредить мне никак не сможет!

К сожалению, разглядеть «грозного и страшного» людоеда я не успел. Яростный крик, сильнейший удар полутораметровой дубиной, резкая боль в голове… И свет погас. Какая глупая смерть! Постойте, я же не могу умереть! Или я все же умер? Но если я умер, почему продолжаю рассуждать? Что происходит?

Ответа не последовало. Абсолютная темнота. Полная тишина. Если «небытие» и существовало в этом мире, то сейчас я находился в нём. И я понятия не имел, что мне делать дальше!

Мне всегда удавалось хорошо чувствовать время. Каждый удар моего сердца, каждый мой вздох отмерял секунды с поразительной точностью. Но здесь у меня не было ни сердцебиения, ни дыхания. Я пытался считать секунды, но быстро потерял счет времени. Мне стало страшно. А вдруг я проведу остаток жизни вот так, в темноте и тишине, наедине только с собственными мыслями?

Я снова попытался творить. Хотелось создать хотя бы небольшой источник света, маленькое светящееся пятнышко, разрушающее эту непроглядную тьму. Нет, это слишком абстрактно, нейронет не найдет в своей базе ничего подобного, надо конкретное желание. Небольшую лампочку накаливания вот здесь. Ничего не произошло. Может быть, она появилась, но не горит? Ведь ей нужен источник тока! Я протянул руку, чтобы нащупать лампочку передо мной… Точнее, попытался протянуть руку, и понял, что я не ощущаю собственного тела. Словно его не было. Здесь не было ничего, кроме моего сознания в пустоте! Ладно, лампочка – плохой вариант, как насчет свечки? Горящая свеча вот здесь, передо мной, ну же! Ничего. Совсем.

Страх и отчаяние становились все сильнее. Надо было быть осторожнее еще тогда, когда я понял, что не могу творить! Если это свойство, которым наделен каждый реал, не действовало ни на пляже, ни в лесу, то стоило бы предположить, что в этой субреальности всё устроено как-то иначе! И что же мне теперь делать?

Яркий свет внезапно ослепил меня. Я машинально закрыл глаза руками… Руки! Я снова чувствую руки! Спустя мгновение я понял, что сижу на полу в доме людоеда и радостно рассматриваю собственные руки. Состояние, в котором я находился по ощущениям целую вечность, прошло! Что бы это ни было, это кончилось!

– Вы в порядке, господин Ник?

Энн рядом. Я осмотрелся – огромный дубовый стол, который был высотой мне до подбородка, стоял в центре комнаты. Треть комнаты занимала глиняная печь. Похоже, именно она была источником дыма из трубы. Повсюду в комнате были следы недавней битвы, перевернутые стулья-великаны, разбитая посуда, слетевшая с петель дверь. А под столом лежал поверженный людоед. Его жуткое лицо с кривыми зубами, выпученными глазами и спутанной бородой было перекошено предсмертным ужасом. Да, он был мертв. Людоед лежал на полу с зияющей дырой в груди, словно его прожгло насквозь влетевшей в окно шаровой молнией.

– Что здесь произошло? Он… Он мертв? – я не мог поверить собственным глазам, к которым едва вернулось зрение.

– Да, он мертв. Я его убила, господин Ник.

– Ты?! Как?

– При помощи материализации мыслей, господин Ник. Мои электронные импульсы создают такой же выходной сигнал для нейронета, как и ваши. По этой причине я, как и вы, имею способность творить. Как оказалось.

– Но я не могу творить! Все мои попытки что-либо создать в этой субреальности ни к чему не приводили! Я хотел создать для нас вертолет, но ничего не вышло!

– Ничего не вышло потому, что вы попытались материализовать предмет, который не соответствует реалиям этой субреальности. Подумайте сами, господин Ник, разве в мире волшебных лесов и королевских замков, населенном драконами и людоедами, уместен вертолет? Скорее всего, творец этой субреальности строго ограничил список предметов, допустимых для появления в его мире. Чтобы никто не портил его сказочный замысел.

– Но как ты тогда убила людоеда?

– С помощью волшебства. Я метнула в него огненный шар. В моей памяти есть данные о том, что такое оружие существует как в тематической литературе, так и в компьютерных играх подобного жанра. Субреальность не заблокировала мою способность сотворить то, что в ней уместно.

– Если робот Энн решила считать себя волшебником, то пусть так и будет…

– Именно.

– А что произошло со мной?

– Вы были мертвы и не могли продолжать бой, господин Ник. Пока я его не закончила нашей победой. Тогда нейронет, исходя из правил этой субреальности, вернул вас на поле боя.

Страшно было представить, что бы нас ждало, если бы бой закончился иначе. Похоже, это зависело только от замысла местного творца. Каким-то образом он создал не только субреальность своей мечты, но и систему правил и ограничений для реалов, которые в нее попали. В Утопии тоже были ограничения, но это другое. Луиза Вернер попросила меня не творить, но я по-прежнему был способен это делать. И когда мы с Энн покинули ее остров, я смог создать катер, несмотря на ее просьбу. Здесь же действовали строгие правила, и, похоже, придется в них разобраться. Вскоре мои мысли вернулись к тому, зачем мы здесь:

– Энн, мы же хотели спасти девочку от людоеда, верно? Ты видела ее?

– Нет, господин Ник! Как только я расправилась с людоедом, вы вернулись к жизни. Я не успела осмотреть дом.

– Тогда давай сделаем это вместе!

Я поднялся с пола, и мы начали осматривать жилище людоеда. Похищенная девочка нашлась быстро: злодей спрятал ее в подвале. Мы осторожно вытащили испуганного ребенка. Я прикрыл ей глаза ладонью, чтобы она не увидела труп людоеда и не испугалась, после чего мы осторожно вывели ее из дома. Когда мы оказались снаружи, я смог рассмотреть девочку: простой сарафан, лапти, обычная деревенская девочка из народной сказки. С русыми волосами, немного бледным лицом и испуганными огромными серыми глазами… Не может быть!

Передо мной была Лиза.

Мы оставили Лизу в Утопии. Я не стал возвращаться за девочкой, созданной фантазией безумного садиста Даниэля Аллена. Нейронет был ее домом, местом, где она родилась, и которое она не сможет покинуть. Уходя из Утопии, я понял, что для нее будет лучше остаться в этом городе мечты. Она могла там вырасти, найти друзей, любовь, освоить какую угодно профессию, прожить длинную и счастливую жизнь. Да, ненастоящую жизнь, но на другую она не могла рассчитывать. Потому меня не мучила совесть, когда я оставил ее играть с детьми на берегу. Этот город был устроен идеально, и его общество позаботилось бы о девочке из другой субреальности лучше, чем это смог бы сделать я. А сейчас мы снова спасли Лизу из лап чудовища. Что это может значить? Я не стал обсуждать это с Энн при девочке.